Шла дорога к Тракаю, литовская осень...

Шла дорога к Тракаю, литовская осень была еще
                               в самом начале,
                              и в этом начале
нас озера Тракая своим обручали кольцом,
               а высокие кроны лесные венчали.
Все вокруг замирало, стремительно близился рокот
                                 девятого вала
                              и грохот обвала.
И Прекрасной Елены божественный лик
              без труда Маргарита моя затмевала.
Плыл, как лодочка, лист по воде,
                                 и плыла тишина,
                       и легко показаться могло
                                      временами,
что уже никого не осталось на этой земле,
                                     кроме нас —
                              только мы и озера,
                               и травы под нами,
                               и кроны над нами.
А меж тем кто-то третий все время
                      неслышно бродил вокруг нас
                                и таился в траве
                                     над обрывом,
                                   у самого края.
То, наверно, мой Фауст за нами следил
                            из прибрежных кустов,
                                 ухмыляясь в усы
                          и ладони хитро потирая.
Холодало, темнело, виденье Тракайского замка
                                   в озерной воде
                                      потемневшей
                               все тише качалось.
Начиналась литовская ранняя осень,
                 короткое лето на этом кончалось.
И, не зная еще, доведется ли нам
                             к этим добрым озерам
                      приехать когда-нибудь снова,
я из ветки случайной лесной,
                      как господь,
                        сотворил человечка лесного
                           смешного.
Я его перочинным ножом обстрогал добела,
                   человеческим ликом его наделил,
                       и когда завершил свое дело,
осторожно поставил на толстую ветку его
                      и шпагатом к стволу привязал
                                 его хрупкое тело.
И, когда мы ушли, он остался один там стоять
                      над холодной вечерней водой,
              и без нас уже листья с осенних дерев
                                         облетели.
...В этот час, когда ветер тревожно стучится
                                    в ночное окно,
             в этот час января и полночной метели,
до озноба отчетливо вдруг представляю,
                   как он там сейчас одиноко стоит
                               над застывшей водой,
                                за ночными снегами
                           и мглою морозно-лиловой,
от всего отрешенный, отвергнутый идол любви,
                      деревянный смешной человечек
                                   из ветки еловой.

Письма Катерине или Прогулка с Фаустом, 1981

Другие произведения

Вся поэзия