«Что бы там ни было с нами, но снова и снова...»

Собеседник - Дмитрий Сухарев

Юрий Давыдович Левитанский был обладателем негромкого голоса, криком душу облегчать не умел. Когда становилось невмоготу, Левитанский высказывался. Тихо, но определенно. Не на кухне, а там, где его могли услышать персоны, от которых что-то зависит.

Высказываться трудно. Сердце поэта - всего-навсего изношенная мышечная помпа. У Юрия Давыдовича оно остановилось в ту минуту, когда с речью в руке он тихо и твердо шел туда, где назначил себе высказаться снова. Смерть поэта.

Каждый выбирает для себя. Выбираю тоже - как умею. Ни к кому претензий не имею. Каждый выбирает для себя.

Две знаменитые песни написаны на эти стихи – одна мажорная, другая минорная. Одна уверенная в себе, другая в сплошных сомнениях. Одна обращена наружу, другая вовнутрь. Как это может быть? Я не в первый раз задаю себе этот вопрос и наверно буду спрашивать снова. Или дело в том, что в песне Виктора Берковского торжествует радость обретенного выбора, а Никитин выразил муку и труд обретения?

Как поэт Левитанский являет редчайший случай вертикального набора высоты. У меня есть его сборники 52 и 56-го годов – они страшноваты. Обычно авторы столь безликих стихов успевали вовремя бросить это занятие и становились литературными критиками. С Левитанским произошло непонятное. Талант, неявно обозначившийся на исходе 50-х, вдруг мощно двинулся в рост. Каждый новый сборник лирики оказывался существенно сильнее предыдущего. В начале 70-х Левитанский уже входил в лидирующую группу. Написанная как бы между делом книга пародий была просто лучшей - лучшей в своем роде.

Самое удивительное, что набирать высоту поэт продолжал и в преклонном возрасте.

К бардам Левитанского привела Елена Камбурова. Может быть, кто-то пел что-то из Левитанского до нее, но именно Камбурова запела много и убедительно. Так что Левитанский сразу оказался востребованным.

Когда же это случилось? Боюсь ошибиться в датах.

На одном из недавних литературных вечеров Елена Антоновна вспоминала, как она и Лариса Крицкая ходили к Левитанскому на первое свидание. (Крицкая работала тогда с Камбуровой как аккомпаниатор; позже музыку к стихам Левитанского писала для Камбуровой тоже она.) Придя на нужную станцию метро, они долго ждали, когда же явится поэт. А он всё это время тихо стоял рядышком. Я это к тому, что в те времена люди одной крови могли не знать друг друга в лицо.

Была в рассказе Камбуровой жалящая деталь. Когда участники свидания наконец обрели друг друга, простодушный поэт тут же в метро, не сходя с места, спел юным женщинам две песни собственного сочинения.

Деталь эта больно меня ужалила вот почему. За много лет нашего знакомства Юрий Давыдович ни словом, ни духом не обмолвился о существовании собственных песен. Бардов знал, любил, понимал, щедро выпускал на вечерах своей поэзии, но я не помню, чтобы он хоть раз запел сам или попросил спеть его песню кого-нибудь из выступавших. Комплексовал? Но почему?

Вскоре на концерте Виктора Берковского – Дмитрия Богданова я услышал одну из утаенных песенок.

Голова поседела – не cкорби, не грусти, не печалься - погоди. Ты купи себе купочку, купи, ты ходи себе в кепочке, ходи. Нынче все магазины как один головные уборы продают. Впечатленье отсутствия седин Головные уборы создают.

Голова облысела – не cкорби, не грусти, не печалься - погоди. Ты купи себе купочку, купи, ты ходи себе в кепочке, ходи. Ведь недаром и летом и в мороз головные уборы продают. Впечатленье присутствия волос головные уборы создают.

Головы не имеешь – не cкорби, не грусти, не печалься - погоди. Ты купи себе купочку, купи, ты ходи себе в кепочке, ходи. Из тряпья, из соломы, из травы головные уборы продают. Впечатленье наличья головы Головные уборы создают.

«Кепочка» ладно скроена и нравится публике, но... Поделюсь своей гипотезой. Может быть, Камбурова своим примером, горением своим помогла Левитанскому понять одну важную вещь: петь можно не только песенки, написанные как песенки, но и лучшие, главные стихи. А если так, то зачем ему песенки?

Итак, песня. В бардовском репертуаре она называется «Черемуха», в сборниках Юрия Левитанского стихотворение не имеет названия. Есть несколько песен на эти стихи - я люблю ту, которую написал Владимир Борзов. В 70-х годах одной из КСПшных столиц был Минск, Борзов из той плеяды. Там он в 1975 году закончил университет, там же затем работал как физик. Белорусские органы отличались усердием, им удалось существенно подорвать поголовье талантливых бардов. Тем не менее в Минске, Витебске, Гомели и некоторых других городах республики до сих пор хорошо сочиняют и поют.

В борзовской версии «Черемухи» нет аффектации, которой чужда поэзия Левитанского. Объяснить, чем эта песня берет, я бы затруднился. Бог знает - деликатностью, что ли. Да еще этот промельк старинного пассажа, со скрипочкой. Вроде бы и нет в нем касательства к несущей мелодии, но вдруг возникает глубина резкости, и ощущаешь дыхание вечности, и слышишь больше того, что сказано словами.

Кто-нибудь утром сегодня совсем
                          не проснется,
кто-нибудь тихо губами к губам прикоснется
и задохнется - как пахнет бинтами и йодом,
и стеарином, и свежей доскою сосновой.

В утреннем воздухе пахнет бинтами и йодом,
и стеарином, и свежей доскою сосновой,
пахнет снегами, морозом, зимой, холодами
и – ничего не поделать - черемухой пахнет.

Пахнет черемухой в утреннем воздухе раннем.
Пахнет влюбленностью,
                 пахнет любовным признаньем.
Что бы там ни было с нами, но снова и снова
пахнет черемухой – и ничего не поделать!

Другие материалы