«Четырехстопный ямб мне надоел...»
Заметки о ритме, о строфике, о стихотворных размерах и прочем в плане общего размышления о поэтической индивидуальности.
Начало – самая трудная, самая страшная часть этой трагедии. Мне нравятся слова Воннегута – «война детей»… Да вокруг воюют всегда дети, такими были и мы, лежавшие на том подмосковном снегу декабря сорок первого года…
Наша часть вошла в Москву в октябре, когда немцы были совсем близко, и в нашу задачу входило оборонять Москву… уже в Москве – участок от Белорусского вокзала до Пушкинской площади. Мы, юные патриоты, готовились защищать грудью столицу – умереть, но не пропустить немцев через Садовое кольцо.
Мы были расквартированы в здании теперешнего Литературного института, в фойе соседнего кинотеатра и в школе на Большой Бронной. Вместе с моим другом Семеном Гудзенко мы патрулировали улицы города, оборудовали огневые точки – укрытия для пулеметов, готовились к возможной эвакуации населения…
(В последние годы в этой истории наметился контрапункт под условным названием «Папки с расстрельными списками»…)
…А буквально в эти же самые дни, когда мы, мальчишки, готовились умереть за родину, в городе проходила такая вот операция: на самом высоком уровне было дано распоряжение уничтожить тех, кто сидел в эти дни на Лубянке и других городских тюрьмах… Их требовалось ликвидировать на всякий случай: вдруг немцы войдут в Москву. В большинстве своем это были люди, следствие по делам которых еще не было окончено, они еще даже не получили сроков, а значит, вовсе не могли считаться преступниками. День и ночь их везли в район Бутово и там расстреливали, наспех закапывали и везли следующих, везли и везли. Днем и ночью – расстреливали, везли следующих, следующих, следующих…
Потом, позже, примерно в конце ноября, нас забросили в район Волоколамска… А зима была очень холодная, и лежали мы на снегу в своих шинельках да сапожках очень удобными мишенями для немецких самолетов – даже и маскхалатов тогда у нас еще не было. Мы были совсем еще дети, чувство страха и чувство голода подолгу не отпускали нас в те студеные дни и ночи, а спать приходилось частенько на снегу
«Воспоминанье о красном снеге»
В декабре началось наше наступление, и мы отодвинулись от Москвы…
Это было начало: подмосковный снег холодной зимы, очень холодной зимы сорок первого года…