Не на синьке и не на кальке

Не на синьке
и не на кальке,
а врисованный в синеву,
на асфальте и жесткой гальке
он открылся мне наяву.
Сосны,
здешние старожилы,
за чертою, где лес редел,
чуткий сон его сторожили
и входили в его предел,
подступали к его заборам, —
и над каменной белизной
в этом городе пахло бором,
пахло ягодой лесной.
Под чешуйками черепицы,
возле самых оконных рам,
в этом городе жили птицы, засыпая по вечерам.
К ним привыкли к ним,
что потом
их как будто не замечали
в этом городе молодом.
Люди строились.
Легкий,
летний,
будто солнце в себя впитал,
этот город их малолетний,
как малыш, еще лепетал.
Он копался в песке и глине.
Он строителей допекал.
Он по шпалам трамвайных линий
до окраины добегал.
Людям этого было мало.
С каждым часом
и с каждым днем
что-то взрослое проступало,
что-то зрелое крепло в нем.
В очертаньях его реальных,
снятых с ватманского листа,
лишь для досок мемориальных
пустовали еще места.

Другие произведения