Я жил почти два месяца в Туркмении

Я жил почти два месяца в Туркмении,
по глупости таскал с собой жену
при всем ее сибирском неумении
переносить подобную жару.

Два месяца я в пекле этом жарился,
и, как ни рассыпался в похвалах,
над грешной головой моей
не сжалился
не ведающий жалости Аллах.

Я проклинал жарищу эту чертову,
проклятья, как молитвы, бормоча.
Потом надел баранью шапку черную
и сразу стал похож на басмача.

С утра базар по столикам раскладывал
свои дары,
и весь фруктовый ряд
с веселым удивлением разглядывал
мой пышно экзотический наряд.

Там надо всем господствовали чайники.
Зеленый чай упреть не успевал —
крестьяне и районные начальники
его тянули чинно из пиал.

Там жали руки мне
руками жесткими
от жаркой рукояти кетменя.
Прославленными дынями чарджоускими
не уставали потчевать меня.

В тени дувалов
и навесов будочных,
среди сплошных завалов овощей,
шел разговор о массе самых будничных,
но только внешне будничных,
вещей.

И, глядя на тенистую гледичию,
на тонкие оттенки лепестков,
я удивлялся щедрому величию
скупых от сотворения
песков.

Над Фирюзой луна светила полная,
с тяжелых веток падали плоды,
и башенка плыла водонапорная,
как памятник искателям воды.

Предгорья были смутными
и дымными,
за ними степь тянулась, как роман,
и пахло удивительными дынями,
«Ай лопнет!» —
По-туркменски — «вахарман».  

Другие произведения