Смотрел я глазами пристрастными,
как шли за вагонной стеной
луна
над твоими пространствами,
пространства твои
под луной.
Едва за оконными шторами
пробилась полосочка дня —
твоими степными просторами
уже захлестнуло меня.
Так вот ты какая, Хакасия!
Тягучий напев степняка,
пустынная, желтая Азия,
где дремлют в курганах века.
Вон там,
под могильными стеллами,
храня похоронный обряд,
в колчанах с певучими стрелами
века пролетевшие спят.
И облако —
чуда желаннее
над этой пустыней большой,
и ветра шаманье камлание
над древней душой...
Но, тайны могильные выведав,
я, видно, опять поспешил
и явной нелепостью выводов
соседей своих рассмешил.
И первый сказал мне:
— Романтика!
— Экзотика, —
крякнул другой,
а третий насмешливо:
— Гляньте-ка! —
в окно показал мне рукой.
Там, будто бы опровержение
решенного мной на ходу,
широкий канал орошения
рассек пополам духоту.
И в качестве лучшего довода
уверенной их правоты
шли тонкие ниточки провода
над светлой полоской воды.
Автобус ближайшей лечебницы
бросал ослепительный свет
на каменный профиль кочевницы,
которой — за тысячу лет.
В причудливом разнообразии
огней, возникавших вокруг,
прообразом будущей Азии
вставала Хакасия вдруг.
И чтобы в том твердо увериться,
смотрел я в оконный проем,
и было заметно, как вертится
земля,
на которой живем.
Другие произведения
-
Огни Хакасии (из хакасского дневника)
Смотрел я глазами пристрастными, как шли за вагонной стеной луна