Бежит
порыжевшей травы
однотонный узор.
Течет раскаленное солнце,
нещадно паля.
На пыльных обочинах —
соль пересохших озер,
как будто вспотела
от тяжкой работы
земля.
В бутылках вода —
не вода, а нагретый бульон.
На землю не ступишь —
она будто печь
горяча.
И, как закипающий чайник,
«Москвич» раскален,
и мы закипаем
в горячем нутре
«Москвича».
А встречные суслики,
чахлую травку грызя
насмешливо смотрят
в открытое наше окно,
мол, мы здесь
уже не такое видали,
друзья,
а этой козявки
бояться —
ей-богу, смешно!
Но тут наш водитель
впадает в неистовый раж,
«Москвич» сатанеет,
как будто сорвался с цепи.
И в мареве
вдруг возникает
далекий мираж —
обманчивый спутник
кочующих в этой степи.
Железный кузнечик,
стрекочет за речкой движок,
вся в пятнах мазута
блестит у палаток трава.
На арке,
увитой цветами,
трепещет флажок,
совхоз «Комсомолец» —
такие на арке слова.
Мираж, говоришь?
Я рукой его трогать могу.
Виденье, ты думал?
Среди вековой целины
в прохладной столовой
съедаем баранье рагу,
потом деловито
макаем в сметану блины.
Басит повариха:
— Целинного квасу
попей!
Подходят ребята:
— что нового там,
расскажи!..
У кромки вечернего неба
и черных степей,
мерцая огнями,
такие стоят миражи.
Другие произведения
-
Огни Хакасии (из хакасского дневника)
Смотрел я глазами пристрастными, как шли за вагонной стеной луна
-
Мираж (из хакасского дневника)
Бежит порыжевшей травы однотонный узор.