Меж голых деревьев гуляя порой осенней,
в кругу своих самых интимных воспоминаний,
в городской толчее или в зале библиотеки,
или сидя в своей редакции раз в неделю —
всегда и повсюду, дружище, всегда и повсюду
я замкнут в свою биографию неизменно.
Впрочем, так ли? Издалека я смотрю и сверху
на свою историю, на это существованье,
на него, кого я терзаю давно, и мучаю,
и сужу, сужу ежедневно, сужу публично.
Но пора уже сбросить эти смешные маски
подсудимого и судьи в одинаковой мере.
Я уже не считаю его достойным презренья,
в нем тягу к добру и к прекрасному замечаю.
Он рано почувствовал сущность вещей, их пафос —
пафос моста, и молота, и ромашки,
сущность стакана воды и краюшки хлеба;
он знал поименно лишенья все и надежды.
А для бедных, для сирых, задавленных равнодушьем,
ни разу неба не видевших от рожденья,
влекомых магнитным полем булыжных улиц,
на огромном небе, затянутом едким дымом —
дымом пороха, серы, горящих тифозных бараков, —
сотворил одноцветную радугу он однажды.
Без красивых слов, ничего для себя не требуя,
он своею верой ближних своих одаривал.
Потому что это было его потребностью.
Он народ ощущал, как тело свое натруженное,
и всегда готов был, если это понадобится,
из открытых ран его вытечь капля за каплею.
Он до сей поры не писал ни прошений жалобных,
ни стихов не писал ни разу для личной выгоды.
И пускай не дано ему было ни смертью геройскою,
ни красивою жизнью примером служить кому-нибудь,
тем не мене, стыдиться нечего ему нынче
ни наивных порывов своих, ни былых поражений.
Пусть одежда его в крови и в клочья изодрана,
он душой чист, и грязь к нему не пристанет.
В равной мере не по нему — ни фрак дипломата,
ни монаха-отшельника грубая власяница.
Нет причин ему от прошедшего отрекаться,
и в грядущий день он спокойно глядит и прямо.
Потому что его история не окончена.
Избегая трагедий, фарсов, а также скуки,
я опять вхожу в мою собственную биографию,
чтоб, пока хоть один человек меня в мире слушает,
помогать ему жить, как сердце само подсказывает,
избегая фальшивых жестов и слова лживого.
Другие произведения
-
Со стороны. Ласло Беньямин (Венгрия)
Меж голых деревьев гуляя порой осенней -
Время от времени, с той поры, как мы трудимся. Бертольт Брехт (ГДР)
Время от времени, с той поры как мы трудимся -
Если камень говорит, что он хочет упасть на землю. Бертольт Брехт (ГДР)
Если камень говорит, что он хочет упасть на землю
-
Эскиз памятнику мужеству. Радоня Вешович (Черногория)
Руку протягиваешь —
жаворонок у тебя на ладони. -
Прощание Горация с друзьями. Станислав Гроховяк (Польша)
О
Друзья
Ваши лица со следом
Мокрой ветки сияний запада
-
О звездах, ручьях и цветах. Юре Каштелан (Хорватия)
Чем ближе пушки гремят, тем больше люблю я звезды
-
Может быть, они тоже люди — ведь им известен... Лойзе Кракар (Словения)
Может быть, они тоже люди — ведь им известен
-
Разговор с птицей, отсчитывающей годы. Лацо Новомеский (Словакия)
Час летит за часом — счет часам потерян -
Люди просыпаются без оружия. Стеван Раичкович (Сербия)
Люди входят в дома. Открывают коробочку памяти. -
Зову тебя, песня, из тьмы, из вечерней поры... Стеван Раичкович (Сербия)
Зову тебя, песня, из тьмы, из вечерней поры -
Двери в ночь отвори. Стеван Раичкович (Сербия)
Двери в ночь отвори пусть укроются ветви деревьев густые -
Говорю о европе. Изет Сарайлич (Босния и Герцеговина)
Говорю о Европе, что рассталась вчера лишь с бронемашинами
-
Есть горечь в твоей неотступной кручине... Ацо Шопов (Македония)
Есть горечь в твоей неотступной кручине -
Я знаю, друг мой, что ты не всегда такой... Ацо Шопов (Македония)
Я знаю, друг мой, что ты не всегда такой -
Четверг, день суеверий, когда всего трудней... Ференц Юхас (Венгрия)
На третий день - я знаю - всего трудней