Все идет нормально

Собеседник - Елена Грандова

Опубликовано в газете "Культура" от 3 февраля 1996 года

Наша встреча с Юрием Давыдовичем Левитанским в «Писательском клубе» оказалась неожиданной. Я пришла туда по каким-то журналистским делам, но встретиться с Левитанским и не разговориться с ним просто невозможно. Юрий Давидович заговорил о поэзии. Решили, что тему нужно продолжить, расширить. Прикинули еще разок другой увидеться. Я даже пленку не стала расшифровывать. И вот — горькая весть: поэта Левитанского не стало. Простите, Юрий Давидович, что не успела показать вам расшифрованный текст, чтобы поправить возможные корявости разговорной речи. Пусть звучит как есть.

– Говорят, что поэзия умерла. Да нет, поэзия не умирает. И не потому, что это какие-то красивые слова. Не дано ей умереть. То есть, если однажды погибнет человечество, то погибнет и она. Но, говорю, поэзии умереть не дано. Что питает мою уверенность? Издают, не издают поэзию — это не имеет никакого значения. В истории нашего Отечества бывали времена и куда более сложные, чем нынешние. Поэзия в высших своих точках, в вершинах своих выживала всегда. Убивали, сажали кого-то, не издавали — никакого значения для поэзии это не имело. Когда мы вот так говорим: хорошо это или плохо — речь идет о потоке, что ли. Поток, поток. Но уровень поэзии определяют ее высшие точки, вершины. Если оглянуться, взять в истории Отечества любое десятилетие, самое мрачное, самое черное, — в любом десятилетии мы обнаружим два-три, пять прекрасных поэтов.

Вы говорите: больше и не нужно? Нет, нужно, ведь литература, поэзия создается не одними только гениями. Есть гении, есть просто очень хорошие поэты, есть поэты славные и т. д. Наверное, можно и такое определение отнести к поэту — славный. Быть поэтом — это вообще уже очень немало, это достаточно много. А больше ли поэт в России, чем поэт, это нужно у Евтушенко спрашивать, это не по моей части. Быть поэтом — это уже достаточно много. Просто, как многие понятия, это тоже у нас девальвировано было. Мы так легко бросаемся этим. Я своих студентов в Литературном институте давно приучаю: сказать о себе «поэт» — это нельзя, ибо само это слово «поэт» как бы включает в себя уже какой-то элемент позитивный, элемент оценки, это уже хорошо. Я за то, чтобы мои студенты про себя не смели произносить — я поэт. Я куда старше, чем они, много чего понаписал, но я никогда не посмею о себе сказать — я поэт.

Последняя книжка выходила у меня порядочно давно, в 91-м году. Но всегда я и, насколько мне известно, мои иные коллеги — никто ж не писал для кого-то, для издательства. Это всё чепуха. Конечно, придумали так называемое — «в стол». Ну «в стол» называйте или иначе. Вот ночью я проснулся, что-то такое записал. Разве я думаю куда? Это из меня выделяется, я извиняюсь, просто как часть моего организма. Типа крови. Пока я живой, это будет. Это происходит независимо от моего желания.

Вообще это долгий разговор о поэзии. Но моя, пышно выражаясь, концепция истории вообще и, в частности, литературы, она такова, что всё идет нормально. Просто мы люди, нам трудно и невозможно измерить масштабы истории нашими людскими, малюсенькими масштабами. Историю мерят совсем другими... Для нее, истории, грубо говоря, начхать на вас, на меня, другие будут, еще другие и так далее. В этом смысле всё идет нормально. То, куда мы попали, в этот период переходный, как там его еще называют, нам трудно и неохота понять, что он длительный. И никто ничего не может тут изме нить, ни один гении на свете, пять гениев. Если привести другое руководство - тоже нет. Это может быть чуть-чуть ускорено, чуть замедленно. Но это длительный период, потребующий, может быть, одно-два поколения для начала, должен сказать вам честно. Если это понимать, тогда понимаешь, что все нормально. Ну что делать? Вариантов других нет. После всего того, что было в нашем Отечестве, должно быть и вот это. Боюсь я или не боюсь, что все изменится, если придет другая власть, — это опять не имеет никакого значения. Потому что за каких-то три года что-то может измениться. Это для нас с вами важно, что будет завтра, а не для истории. Для истории завтра будет через сто двадцать лет. Сумасшествие не может происходить вечно. Есть какая-то общая тенденция развития. Ни от кого это не зависит. Так что все нормально...


Автор:Елена Грандова

Другие материалы