Иркутское время Юрия Левитанского

Иркутское время Юрия Левитанского

В те годы не было новогодних выходных и длинных рождественских каникул (самого Рождества-то в СССР не было), и после 31 декабря все шли на работу. А в этом году январь у иркутских писателей выдался насыщенным.

Уже 3 января 1949 года Юрий Левитанский, руководитель объединения по работе с молодыми авторами, отчитывался в Союзе о проделанной работе. Отчитывался своеобразно. Вначале молодые читали стихи и прозу. Слушали Василия Непомнящих и Марка Сергеева, Ростислава Смирнова и Бориса Каурова. Затем в дискуссию, которая непременно сопровождала каждую «литературную пятницу», включились Кузнецова, Марков, Гайдай, Самсония, Дворецкий.

В 1949 году у поэта Юрия Левитанского множество событий, больших и маленьких, важных и не очень. Он участвует в различных творческих конференциях, его поэзия все востребованнее, а голос слышнее. Выходят новые книги, маститые писатели столичных городов обращают внимание на иркутского поэта. А каждый день заполнен работой…

В 1949 году выходит его новая книга «Встреча с Москвой». Пожалуй, в ней еще слишком много сумбура, политической публицистики. Вряд ли она что-то смогла определить в поэтической судьбе Левитанского. И в целом в ней слышны отголоски уже пережитого военного времени, нового всеобщего подъема в духе «нам нет преград ни в море, ни на суше». И кажется, самыми лучшими стихами этого сборника оставались его послевоенные работы, из предыдущих сборников и газетно-журнальных публикаций.

… Пятый год я – не солдат.
Только прожитые годы
позабыть я не могу…


Но книга появилась и жила своей жизнью. Отдельные стихи хвалили в Москве, кто-то поругивал «Я снова первый раз в Москве…», но что бы ни говорили и те и другие, иркутский поэт Юрий Левитанский набирался сил и поэтического мастерства.

14 января. «Литературная пятница». Обсуждают творчество Анастаса Швеца, тогда сотрудника газеты «Черемховский рабочий». Участвовал в обсуждении и Ю. Левитанский: «…Автор придает чрезмерное значение знанию материала. Материал удивил. Чего не хватает автору, кроме присущего ему знания материала, – это умения писать. Недавно я с интересом прочел очерк Бека «Тимофей – открытое сердце» – вот так и нужно писать. Чтобы было интересно и занимательно...» (ГАИО, ф. 2862, оп. 1, д. 40, л. 69).

20 января. Участвует в работе «литературной пятницы».

3 февраля. Участвует в заседании редколлегии альманаха «Новая Сибирь». Редколлегия поручает Левитанскому и Луговскому «окончательный просмотр» поэтической темы номера.

5 февраля. «Литературная пятница». Обсуждение стихотворений И. Луговского.

28 февраля. Юрия Левитанского принимают кандидатом в члены Союза писателей. Сообщение это приходит в Иркутск только 25 марта 1949 года.

Телеграмма Правления Союза советских писателей СССР на имя И.И. Молчанова, ответственного секретаря Иркутского отделения СП:

«Отдел творческих кадров ССП СССР направляет Вам выписки из постановления Президиума о приеме в ССП тт. Шмакова А.А. и Левитанского Ю.Д. с просьбой оформить их личные дела (анкета, перечень работ, автобиографии и фото) и выслать в отдел творческих кадров. А также включить тт. Шмакова и Левитанского в очередной список членов Вашей организации)».

8 апреля. Состоялась «литературная пятница». С творческим отчетом выступил композитор и дирижер Юрий Матвеев. Были исполнены «Баллада о погибшем герое», песня «Вечерняя партизанская» на слова И. Мочанова, «Песня о нашем городе» на слова Ю. Левитанского, «Колыбельная» и «Вечерний вальс». Исполнители А. Воробьева, В. Тульпо, Н. Игнатьева и хоровой ансамбль радиокомитета.

29 апреля. «Литературная пятница». Обсуждение повести Е. Логинова.

Левитанский: «В целом повесть звучит интересно. О связистах еще никто не писал. Я хочу остановиться на недостатках повести. Добавляет ли что-нибудь эта повесть к тому, что уже написано о войне? Добавляет очень мало. Ряд исходных позиций у автора были неправильными. Автор подходит к войне лишь как к трагическому событию. Элемент трагический довлеет над элементом героическим. Необходимо обогатить язык повести. Автору не хватает элементарной характеристики места событий. Есть коверкание языка – этот прием старый, им нужно пользоваться осторожно. Например, украинского языка автор не знает – получается курьез.

Автор злоупотребляет бытовизмом, например появление вшей и т.д. Есть несколько других неприятных деталей. Жители украинских сел показаны неярко и не всегда верно. В частности, это проявляется в отношении населения к войскам. Офицеров нужно было сделать более умными и настойчивыми. Командир называет солдат трусами и т.д. Боевые эпизоды даны слабо. Описания боя – солдаты показаны как отсталые люди. Людям, изображенным в повести, не хватает советских качеств».

В этот же день участвует в заседании редколлегии альманаха «Новая Сибирь».

11 мая. В иркутское отделение Союза писателей пришло сообщение: «Отдел творческих кадров Союза советских писателей СССР направляет Вам кандидатскую карточку на имя писателя Левитанского Ю.Д. за № 1507».

23 мая. Принимает участие в заседании бюро Иркутской писательской организации.

27 мая. «Литературная пятница». Обсуждение очерков Е. Жилкиной.

Левитанский: «Работа, проделанная Жилкиной, очень интересная. Я думаю, если очерки доработать, то может получиться книжка. Беда очерков в том, что они по форме однообразны… В языке очерков много риторики».

17 июня. «Литературная пятница». Обсуждение повести В. Балябина «Аргунь голубая».

Предположительно лето-осень. В составе иркутской писательской делегации участвует в неделе детской книги, которая проходила в Москве.

Лето (предположительно). Творческая агитбригада в составе Маляревского, Кунгурова, Левитанского, Луговского совершила поездку по Усть-Ордынскому округу.

3 октября. Присутствует на общем собрании членов и кандидатов ССП Иркутского отделения. Левитанский выдвинут кандидатом в члены бюро. Членами бюро избраны Молчанов, Седых, Марков, Кунгуров, Маляревский. Кандидатами в члены бюро – Левитанский и Луговской.

11 ноября. Участвует в «литературной пятнице» на обсуждении стихов М. Сергеева.

14 ноября. «Литературная пятница». В обсуждении новых рассказов Г.М. Маркова «Партийная линия» и «Товарищ Савостин» приняли участие Ю. Левитанский, аспирант Ю. Уваров, библиограф Бэр, писатель Г. Кунгуров и др.

24 декабря. «Литературная пятница». Обсуждается поэма В. Пестюрина (Черемнова) «Черный каскад». Принимает участие в разборе поэмы.

В 1949 году в XXI выпуске иркутского литературно-художественного альманаха «Новая Сибирь» вышла большая подборка стихов Ю. Левитанского под названием «В таежном гарнизоне». Бывший до сих пор «главный» военный мотив потихонечку уходит, уступает место новым мотивам. Очень точно об этом написал Марк Сергеев:

Наверное, мне не уйти от войны
И в мирном пейзаже…


Историки назовут эти годы послевоенным временем, или периодом восстановления народного хозяйства, и поэт в данном случае, что называется, в теме.

В каждом из стихотворений цикла есть этот маленький переход от военной поры к мирной.

 

Мимо военного городка
вьется шоссе и бежит река…
Первые солнечные лучи
падают из-за туч грозовых
розовой пылью
на кирпичи
в тряских кузовах грузовых.
На пятитонках – готовые срубы
и пианино в рабочие клубы…

Но тому, кто за рулем пятитонки, вспоминается вот это:

Ярый водитель, ругая зной,
Прогромыхавши к реке с ведром,
Вспомнит,
Как в сором пятом
весной
Двигалась армия напролом,
Точно вот так же неслась лавина
В ночь перед самым штурмом Берлина.


Но это уже явно воспоминания, а главное, это, конечно, восстановление страны, время надежд и перемен.

Мимо военного городка
вьется шоссе и бежит река…
Смотрит молоденький часовой,
как поднимается и встает
шумный, строящийся, живой
мир, который он бережет.
Ветер строительства мягко гладит
руки, застывшие на прикладе.

И «Баллада о почтальоне» – это мирная жизнь, люди, которые, как бы ни были страшны испытания, не ожесточились, не растеряли присущую им доброту. По замыслу, по «правде жизни» нечто похожее есть у Марка Сергеева. Стихотворение «Позиция». Конечно, все в нем «поэтическое». Но мы исходим из того, что восприятие поступков поэтом есть проекция внутреннего мира художника. К тому же это тот редкий случай, когда мы имеем возможность сравнить то, что написано на бумаге, с тем, что было в реальности. Стихотворение показалось слабым. Вероятно, сильной стороной его могли бы стать публицистичность, обострение ситуации – то, что случилось в «Шпалах». Тем более что само время – 1990-е, годы перестройки и реформ в России, – придавало повседневной жизни непридуманный драматизм. Он вошел в плоть и кровь этой перестройки, он разыгрывал свои спектакли ежедневно.

Но М. Сергеев включил стихотворение в юбилейный том своего избранного, а значит, публикация его была нужна и важна. Может быть, именно потому, что он разделял «Позицию».

Любовь не считая виною,
в природе ища идеал,
поэт перед самой войною
зеленую книжку издал.
Негромкое мудрое слово
он в строки заплел не спеша, -
притронется взгляд – и готово:
теплеет и крепнет душа.
А чем же закончилось это?
А тем, что известный журнал
убил молодого поэта
статейкой своей наповал.
И тут же откликнулась пресса
журнальному выстрелу вслед:
«В стихах этих нет интереса,
гражданской позиции нет!»
Я этой не знал перебранки.
А книга? В проклятом году
на фронте, в связистской землянке
лежала она на виду.
Метелью дымилась округа,
снаряды ревели во мгле…
Кусочком весеннего луга
сияла она на столе.
Всходило негромкое слово,
и холод, и голод круша,
к строке прикоснулся – готово:
теплеет и крепнет душа.
Любовь не считая виною,
в природе ища идеал,
сердечный поэт предо мною
весь смысл бытия открывал.
Сквозь грохот военного пульса,
дуэльную дрожь батарей
я к тихой земле прикоснулся
и сделался сразу сильней.
И шел я стихами согретый,
дорогой сражений и бед,
не зная, что в книжечке этой
«гражданской позиции нет».


Вряд ли нужны особые комментарии. Ясно, что индивидуальный взгляд автора и право на личное мнение превыше общепринятых лекал. Можем ли мы согласиться с тем, что это одна из его аксиом? Вполне.

То, что у Левитанского в 40-х позиция схожая с большинством, вряд ли стоит сомневаться. Но у него иные слова, красивые, точные, объемные. У него более глубокая борозда, более осязаемые образы, его чудные распевные балладные строфы хочется повторять и повторять, они запоминаются без труда. Дань общему настрою, общему устремлению – как на ладони.

Между тем этот общий идеологический мотив, к примеру, в стихотворении «Карта», банальным не назовешь. Красиво, зримо ложатся строки, так, как в жизни. Хочется воскликнуть: «как наяву». И ведь не скажешь, что развязка стихотворения в припеве той власти.

Карта
В палатку просится опять
Холодный ветер сентября…
Он долго силится сорвать
осенний лист календаря,
в озябших просеках свистит –
видать, плохи его дела!
А как хотел бы он
смести
планшет
и карту со стола.
А карта –
только в пол-листа.
Но на нее нанесены
великолепные цвета
моей земли,
моей страны…
Не спит в палатке замполит –
ему и в полночь
не до сна.
Шкала зеленая горит,
гудит короткая волна.
В Москве
к концу подходит матч
со счетом в пользу ЦДКА.
Последний тайм,
последний матч,
сигнал судейского свистка.
Глуша
фокстрота рваный ритм
и вздохи струн
из дальних стран,
со всей планетой говорит
советский диктор Левитан.
Яснее
солнца по утрам,
щедрее
майского дождя –
скупая точность телеграмм
на имя нашего вождя.
(Докладывает Сталинград,
и рапортует Казахстан –
последний колос в поле снят
и в закрома Отчизне сдан.
В обратный путь обоз пылит,
гудят степные большаки…)
И ставит,
ставит замполит
на карте красные флажки.
Ладонь большую
невзначай
он на Курилы положил,
как будто свой родимый край
рукой
от ветра заслонил.


И в стихотворении «Наследник» легко читается общий настрой 40-х. Это притча, размышление о судьбе тех, кто родился после войны. Они дети своего времени, отцов и матерей, выигравших тяжкую войну.

И сын, конечно же, станет продолжателем дела отца. Не факт, что он будет кадровым военным, но он впитает в себя сильный характер и атрибуты армейской или, точнее, уставной жизни.

… Будет мальчик расти.
Но сигнал трубача
он запомнит,
как первый напев колыбельный…
Будут шумные игры
и дерзкие сны.
И когда батальоны
        вернутся с ученья,
он светящийся компас
        возьмет со стены
и почти разгадает
его назначенье…

… Он полюбит ночевки
у дымных костров,
непреложность и щедрость
армейских законов.
Снова будут фанфары
походных ветров
и протяжные песни
из красных вагонов…


Много лет спустя в одном из интервью, оценивая то, что было «когда-то» в российской истории, Юрий Левитанский скажет: «Не страхом многие держались тогда, а самой настоящей любовью к этой стране, к такому строю. Я ушел на войну добровольцем – защищать Родину, Сталина. Надо было прожить столько лет, чтобы понять не что-то такое глобальное, а просто самого себя тех лет, верящего в «светлое будущее», наивного, может быть, и обманутого. Может быть, и страшного в этой наивности и обманутости».

В сентябре 1949 года в Иркутске открылась Творческая конференция писателей Иркутской области. По названию она могла сойти за очередную рабочую встречу местных литераторов. По сути же стала центральным событием года и одним из важнейших идеологических мероприятий даже не Союза писателей СССР, а ЦК ВКП(б) или даже лично Сталина, ибо главным мотивом и по времени, и по содержанию, главным рефреном конференции было постановление ЦК ВКП(б) о журналах «Звезда» и «Ленинград». И сюда, в Иркутск, отправили немало столичных и областных чиновников от литературы, известных литераторов.

Подготовку к конференции начали заблаговременно. Было принято специальное постановление бюро обкома ВКП(б). Состав оргкомитета выглядел более чем солидно:

К.М. Симонов – зам. генерального секретаря СП СССР, А.А. Караваева – председатель комиссии по работе с русскими писателями республик, краев и областей. Кроме местных иркутских писателей включили Н.Ф. Салацкого – секретаря ОК ВЛКСМ, профессоров университета и пединститута А.Ф. Абрамовича, С.Ф. Баранова, В.Д. Кудрявцева, Т.Т. Деуля (ректор ИГУ), П.И. Силинского (председателя облплана), председателей Иркутского городского и областного советов, горкома и обкома партии.

Начали работу загодя – торопились. Торопила Москва. План конференции оргкомитету поручили представить ровно через неделю.

4 февраля 1949 года соответствующее решение принял секретариат СП СССР. Все сибирско-дальневосточные Союзы писателей должны были принять участие в Иркутской конференции. Единственному, кажется, на востоке страны литературному журналу «Сибирские огни» поручалось принять участие не только в самой конференции, но и ее подготовке.

Порядок проведения конференции утвердили следующий: первым должен был выступать первый секретарь Иркутского обкома ВКП(б) А.П.Ефимов с докладом «по случаю»: «Перспективы развития Восточной Сибири и задачи писателей Иркутской области».

И сама тема, и постановка вопроса говорили о многом. Во-первых, Ефимову предстояло говорить обо всей Восточной Сибири и, соответственно, ставить задачи для громадного региона, который занимал все более значимую роль в экономике СССР. Во-вторых, признавалось, что писатели играют в этих перспективах важную роль, иначе не стоило бы проводить подобное мероприятие в масштабах страны. Было бы достаточно собраться «по семейному», в своем кругу и обсудить, кто и что сочиняет и как зовет к новым трудовым свершениям.

Политическую преемственность курса партии должен был отражать доклад ответственного секретаря Иркутской писательской организации И. Молчанова «Работа иркутских писателей после постановления ЦК ВКП(б) о журналах «Звезда» и «Ленинград». Разумеется, ожидался доклад кого-то из крупных литературных чиновников.

После этих трех выступлений начинался собственно литературный разговор – о творчестве иркутских литераторов должны были говорить члены выездной бригады Союза писателей.

Было решено организовать работу по пяти секциям: прозы, поэзии, драматургии, детской литературы, критики и литературоведения. В постановлении большого Союза сразу оговаривались произведения иркутских авторов, которые подлежали специальному разбору: роман «Строговы» и повесть «Солдат пехоты» Г. Маркова, роман «Даурия» К. Седых, книга рассказов «Золотая степь» и повесть «Свет не погас» Г. Кунгурова, повесть «Снова весна» Б. Костюковского, повесть «Твой дом» А. Кузнецовой, поэма А. Ольхона «Служба погоды», стихи Ю. Левитанского, переводческие работы А. Ольхона, И. Луговского, Г. Кунгурова, пьесы П. Маляревского «Костер» и «Чудесный клад», детскую книгу И. Молчанова-Сибирского «Таежная тропинка».

После выхода постановления секретариата СП СССР работа закипела нешуточная. Ход подготовки неоднократно обсуждался на бюро ОК ВКП(б), на сессиях областного Совета депутатов трудящихся.

Иркутские писатели стали чаще выезжать в районы области. В колхозе «Ленинский путь» Куйтунского района провели большую читательскую конференцию. Это был непременный этап подготовки к большим амбициозным мероприятиям. Луговской, Левитанский, Молчанов, Марков и другие писатели теперь встречались с читателями, обсуждали свои произведения, знакомились с работами «местных» авторов.

Для генеральной «репетиции» в марте 1949 года запланировали провести подобную, но мини-конференцию. Приглашения «порепетировать» получили москвичи Коптелов, Кожевников; Смердов, Вихлянцев из Новосибирска; Сартаков, Устинович, Рождественский, Гуревич из Красноярска; Золотарева и Амма Аччыгыйа из Якутии; Намсараев, Болданов из Бурятии.

Подобного рода совещания проводились и ранее, и схема была примерно одинакова – общее пленарное заседание, затем работа в комиссиях, далее новое пленарное заседание с вопросами, ответами и обсуждениями.

В секции поэзии, которую утвердили в числе других, на обсуждение предлагались рукописи А. Ольхона «Далеко в стране Сибирской» (Сталин в новой Уде), сборники стихов И. Луговского и Ю. Левитанского (соответственно «У карты будущего» и «В таежном гарнизоне»), рукописи студента университета М. Сергеева «Иркутск» и «Глазами солдата», стихи о молодежи Александра Гайдая, аспиранта университета Ростислава Смирнова «Люди советской науки» и черемховского журналиста В. Пестюрина.

Обязанности «репетиционной» конференции распределили так: за пригласительные билеты отвечали Маляревский и Минеев, за регистрацию делегатов – Жилкина. Ответственными дежурными по Союзу на период конференции становились Дворецкий и Смирнов. На вокзалах дежурил Балябин, лозунги поручили сочинять Маркову, приветствия Сталину и Фадееву писали Седых и Ольхон. Киносъемкой занимался Костюковский. Ответственными за встречу делегатов и работу секций стали Левитанский и Марков.

Надо сказать, главную конференцию переносили несколько раз. Последним постановлением была назначена дата 20 сентября и сформирована бригада центрального Союза – К. Симонов (руководитель), А. Караваева, Л. Сейфуллина, Б. Ажаев, М. Луконин, Г. Колесникова, С. Васильев.

20 сентября 1949 года конференция начала свою работу. Накануне выяснилось, что Симонов не приедет. Вместо него делегацию Союза писателей возглавил Борис Горбатов.

Придерживались утвержденной еще в начале года программы. По традиции избрали почетный президиум. Его предлагал Седых: «В состав почетного президиума я предлагаю избрать членов политбюро Центрального комитета нашей партии во главе с вождем советского народа и всего прогрессивного человечества товарищем Сталиным (бурные продолжительные аплодисменты. Все участники конференции встают). Затем начались выступления. Докладчиком от Иркутского обкома партии стал А.И. Хворостухин. Этот сразу «взял быка за рога» и начал громить уже вроде бы как разбитых и рассеянных космополитов. Вместо заявленного программного выступления о развитии Восточной Сибири в экономическом и социальном плане, Хворостухин призывал быть бдительными и не подменять общественные интересы личными. «Партия указала на значение всемерного развития принципиальной критики и самокритики как важнейшей движущей силы развития литературы и искусства, подчеркнув тот вред, который приносит литературе подмена принципиальных интересов личными, когда интересы народа и государства приносятся в жертву приятельским отношениям.

Разоблачив и идейно разгромив антипатриотическую группу критиков-космополитов, пытавшихся оболгать и уничтожить лучшие произведения советской литературы и искусства, партия расчистила почву для настоящей принципиальной критики, для подлинной борьбы за единство глубокого идейного содержания и высокохудожественной формы литературных произведений» (ГАИО, ф. 2862, оп. 1, д. 51, л. 9).

Хворостухин говорил не очень интересно для партработника такого уровня. Обычные, избитые фразы, демагогические пассажи, на которые не могло быть ответов. Но этого и не надо было – оратор сам задавал вопрос и сам же давал ответ.

Любопытно, что персональную критику секретарь обкома направил на Георгия Маркова и его книгу «Солдат пехоты». «Я прочел две книги, изданные здесь. Вот «Даурия» Константина Седых – такая большая книга-гора и вот «Солдат пехоты» Маркова – маленькая такая книга-холмик. Но книгу «Даурия» я прочел не отрываясь, прочел за две ночи. Утром расстался с ней, потому что надо было идти на работу. С жалостью расстался – очень хорошая книга. А вот книгу Маркова «Солдат пехоты» я прочел с большим трудом, и больше по службе, потому что надо было доклад делать. Мне не хотелось ее читать».

Затем выступал секретарь Иркутской писательской организации И.И. Молчанов с докладом «О работе писателей Иркутской области после постановления ЦК ВКП(б) о журналах «Звезда» и «Ленинград».

Одним из первых Молчанов отметил поэтический дар Юрия Левитанского. Это произошло на утреннем заседании 21 сентября 1949 года. Большой кусок его выступления был посвящен молодому поэту.

«Наши поэтические ряды после войны пополнились очень свежим дарованием. В наши ряды вступил поэт Юрий Левитанский. После первого удачного сборника стихов «Солдатская дорога» Юрий Левитанский выступил со вторым сборником «В таежном гарнизоне». Левитанский одним из первых включился в освещение послевоенной жизни Советской армии. Цикл «В таежном гарнизоне» показывает напряженный будничный труд воинов Сибири, их боевую учебу в годы послевоенной Сталинской пятилетки. Во второй книге лучше, чем в первой, освещаются темы социалистического строительства в Сибири. Но это только начало. Лучшие стихотворения цикла второй книги – «Генеральный план», «Комсомольская юность» – показывают, что автор находится на правильном пути, но ему предстоит сделать очень многое, чтобы развернуть дарование. Острая полемическая направленность и жизнерадостность, присущие лучшим произведениям, должны вытеснить у поэта легковесность, созерцательность и красивость, которые портят порою очень хорошее стихотворение. Перед Юрием Левитанским вплотную стоит задача – изучение нашей жизни, жизни предприятий Иркутской области. Юрий Левитанский должен очень глубоко окунуться в жизнь предприятий, для того чтобы создать новые произведения, посвященные теме труда, а труд, как говорил Горький, является основным героем наших произведений.

Здесь, на творческой конференции, я должен высказать претензии к Юрию Левитанскому, чтобы он быстрее осуществлял затянувшуюся творческую командировку на завод Куйбышева. Уже несколько месяцев Юрий Левитанский при помощи обкома партии связался с заводом, побывал там, очень заинтересовался, загорелся. Нужно, чтобы тот огонек, который зажегся на этом заводе, запылал ярким пламенем и превратился в поэму о лучших людях нашего замечательного завода, одного из тех, о которых вчера так горячо говорил А.И. Хворостухин и приглашал нас стать ближе к жизни» (ГАИО, ф. 2862, оп. 1, д. 52, л. 43–44).

Это выступление Молчанова было очень нужным и важным для поэта. Его по существу оттаскивали от уничтожения как «пособника» и проводника космополитизма.

Напомним, что Левитанскому в 1949 году исполнилось 27 лет, но это уже известный поэт Иркутска. Он в обойме тех, кого частенько упоминают и цитируют в газетах, журналах, с трибун конференций и совещаний. Примерно так и сделал знаменитый директор Иркутского драматического театра Волин: «Многие произведения иркутян К. Седых, Г. Маркова, П. Маляревского, И. Молчанова, Ю. Левитанского по праву вошли в большую литературу нашей страны, они по праву заслужили популярность у широкой общественности» (ГАИО, ф. 32, оп. 1, д. 101, л. 8).

Волину надо было верить. Это был директор с опытом антрепренерской работы еще в дореволюционной России. О его умении собирать театральные коллективы и устраивать гастроли ходили легенды. Его выступление было обенно важным, поскольку накануне на совещании нападки Кунгурова на Левитанского и Дворецкого были далеко не литературными. В защиту поэта поднялся драматург П. Маляревский, всегда выступавший довольно резко и позволявший себе нелицеприятные высказывания в адрес местной власти. «Мы слышали выступление Кунгурова, который решил задним числом найти в нашей литературе хотя бы парочку Померанцевых и остановил свой выбор на мне и Юрии Левитанском. Правда, в его выступлении мы выглядели как раскаявшиеся Померанцевы, которые осознали свои ошибки. Я не хочу рассказывать и вводить вас в подробности того разговора, что был у меня с Гавриилом Филипповичем Кунгуровым. Но могу заверить собрание, что только очень болезненная фантазия могла усмотреть в моих высказываниях какое-то сочувствие взглядам Померанцева. Зная болезненную склонность и притязания Гавриила Филипповича к сенсациям (аплодисменты), думаю, что такое же основание для обвинения со стороны его и Юрия Давидовича Левитанского. Я это говорю вовсе не для того, чтобы утверждать тезис о непогрешимости своих творческих взглядов. Я много ошибался и ошибаюсь, много колебался. Как у каждого из нас, и даже у Гавриила Филипповича, но если эти ошибочные взгляды были, если вы знали о них, то надо было говорить об этом раньше, в другом месте. У нас бывают партийные собрания, надо было на этих партийных собраниях вскрыть и показать больные места, которые имеются за мной и за Левитанским. Показать, как в моей повести и в стихах Левитанского сказались эти ошибки» (ГАИО, ф. 2862, оп. 1, д. 101, л. 42–43).

Мимо творчества молодого Левитанского не прошел и глава выездной делегации Горбатов. «Живет здесь у вас талантливый человек Юрий Левитанский. Он приехал позже в поэтический отряд иркутских поэтов и сразу заявил о себе энергично, интересно, индивидуально. Есть у него и своя тема, и свой хороший публицистический порыв в поэзии. Мне нравится, что он пишет вольно. Мне нравится, что иногда он строит свои стихи как вольную поэтическую речь. Его публицистика настоящая, органичная, уверенная, всегда согревает поэзию. И, конечно, глубоко неправы многие образованные наши критики, а на самом деле выдающие свое невежество в области вкуса, утверждающие, что настоящая поэзия существует в полный разворот там, где существует только пейзаж, только лирическое чувство, какой-то признак отвлеченности. Неверно. И поэтому лучшие газетные строки представляют собой иногда большую политическую ценность, чем стихотворения, написанные в так называемом журнальном плане. Вот почему лично я выступил так горячо в защиту газетной поэзии на страницах «Культура и жизнь». Я считаю, что настоящее гражданское чувство, политическое чувство, партийное чувство присутствуют в настоящей поэзии как составная и основная его часть. И у Левитанского эти свойства поэта и публициста, разговаривающего с современниками о современности, разговаривающего на языке человека партийного, заинтересовавшегося тем, что делается вокруг, являются его отличительной чертой. Но было бы неправильно в плане производственного строгого разговора, какой мы начали, не указать на некоторые вещи, тем более что их не так уж и много, но нужно об этом задуматься товарищу Левитанскому. У него в сборнике «Встреча с Москвой», который представляет не целиком новую книгу, а стихотворения, написанные ранее, есть вещи, которые могли бы здесь не быть. И нам нужно на это указать.

В стихотворении «День рождения» он пишет: «Орудийный огонь на рассвете разорвал осколками детский сон». Мне кажется, «разорвал» и «осколками» – это какая-то смысловая тавтология. Или это сказано слишком густо, или как-то вычурно. Как-то не так просто или ясно, как умеет говорить Левитанский.

«Влюблен в былинную красу, под снеговым пушком». Тут неправильно. Слово «пушок» не подходит. Это неправильно потому, что нет достаточного отбора. У нас нет своего Левитанского, чтобы сравнить с вашим, а с Левитаном я его сравнить не могу (смех).

Иногда бывают совершенно печальные вещи. Например, «он прошел мимо них, сам себя не видя». Ну конечно, как же сам себя увидишь! Или такая фраза: «… с ротой и пехотой». Здесь имеется такое место, которое граничит с неприличием, и мы говорить о нем больше не будем. Нельзя так делать – ставить букву «с» перед «р».

Конечно, Левитанский талантливый поэт, но нельзя же так писать: «Гаснут окна в здании Совмина». Вот слово «Совмин», зачем оно здесь? Ведь оно конфликтует само с собой. Если уж это слово «не лезет» в стихи, так надо его обойти. Совет министров – это уважительно и здорово. Это то самое, о чем говорил когда-то Маяковский.

Тем не менее эти огрехи решающего влияния на книгу не оказывают. Но Левитанскому надо браться очертя голову за производственные темы, а то он все пишет на военные. Как бы ни была велика тема Отечественной войны, на эту тему пишут и будут продолжать писать, но нам с вами, советским поэтам, невозможно не жить темой производства. Это будет просто бегство в кусты. И не надо ставить этот вопрос так, как делают это некоторые: поставят вопрос, а сами бегут в кусты и смотрят, стоит там этот вопрос или нет (смех).

Левитанский так ясен в своей поэтической речи, что может поднять и производственную тему» (ГАИО, ф. 2862, оп. 1, д. 52, л. 62–64).

23 сентября выступал поэт Александр Яшин, который, как считается, сыграл важную роль в судьбе Левитанского – поспособствовал его переезду в Москву. Здесь нам придется сделать небольшую ремарку. Левитанский по сути своей был человеком, всегда помнящим добро, которое делали для него люди. Дмитрий Быков в книге «Булат Окуджава» так и написал: «… Левитанский органически не способен к зависти». И в этой характеристике человеческий психотип поэта. Так было с Марковым, который в свое время, по словам самого Левитанского, в буквальном смысле спас его от сталинской репрессивной машины. И вот небольшой эпизод с Яшиным. Из дневников А.Т. Твардовского:

«Софья Хасановна:

– Просили еще написать Яшину. Потом рассказ Симонова, навещавшего его, Яшина, распоротого от прямой кишки до желудка включительно, потом Левитанский с плохими стихами и опять же просьбой написать Яшину, рассеявший мои сомнения, что мое письмо человеку, с которым я никогда не был близок, будет означать для него, что дела его – хана.

– Нет, он все знает, но жадно впитывает все знаки внимания, оценки и т.п. С утра спрашивает, нет ли писем, не звонил ли кто, не придет ли. Вчера написал письмо и послал для передачи Левитанскому, поневоле натяжное, не вполне искреннее, но изо всех возможностей ободряющее, льстящее» (Александр Твардовский. Новомирский дневник. М., 2009. С. 157).

Итак, из выступления Яшина:

«Юрий Левитанский – это настоящий поэт. Я не знаю, можно ли мне злоупотреблять временем, но мне хочется процитировать его стихи – страница 28, это речь поэта. Причем свежий, поэтический язык, и это чувствуется даже без всякого клейма. Сразу скажешь, что это написано в наше время советским человеком (читает стихи). Это язык поэта. Советского поэта. Когда читаешь такие стихи, то чувствуешь, что это может быть написано только в наше время, раньше так не писали. Видишь, что у советской поэзии есть свой стиль, свой язык, что мы в этом отношении ушли далеко вперед.

Но в этой книге у Левитанского огрехов гораздо больше, и становится горько, когда понимаешь, что эти огрехи больше идут от неустоявшегося вкуса поэта, больше от неумения, чем от небрежности, как это бывает у Анатолия Ольхона. Иногда он не может правильно разбить строчку. А это очень важно. И уж если ты не знаешь законов разбивки строки, лучше не разбивай…

Редактор этой книжки Волкова. Опять масса недосмотров. Например, такой: «Полей гордая царица». Лучше сказать проще: «Царица полей», и мы поймем. Мы же не говорим об Иване Петровиче Петрове, что это Иван Петров Петрович. Я думаю, что книжку Левитанского тоже нужно издавать в Москве, отобрав лучшие стихотворения и добавив новые… (ГАИО, ф. 2862, оп. 1, д. 56, л. 197 – 198).

Приведем и отрывок из выступления главного редактора областной партийной газеты «Восточно-Сибирская правда» Бройдо:

«Я обещаю вам, что то, что говорил здесь Юрий Левитанский относительно того, что если будет написано трехэтажное здание, то это будет принято за матерщину, или, что если будет написано о том, что у колхозницы грязные руки, то это оскорбление советской женщины – все это ерунда. Я делаю такое заявление с совершенно спокойной совестью, так как вы как читатели видите, что стихи Юрия Левитанского печатаются на страницах нашей газеты, многие стихи были опубликованы у нас, а по существу заявления товарища Левитанского я могу сказать то же, что и товарищ Ольхон говорил по отношению к критикам, что они должны быть прежде всего добросовестными. Такое заявление, что в редакции кто-то сказал, что если будет написано в статье или очерке, что у девушки, работающей на заводе, руки в мазуте, так это будет принято редакцией как клевета на советскую женщину, есть просто безответственное отношение к своим словам. Вот теперь-то мне становится понятным, почему в стихах Левитанского есть много слов, которые надо было выбросить (бурные аплодисменты) (ГАИО, ф. 2862, оп. 1, д. 56, л. 100).

К. Седых: «Мне очень нравится поэтический голос Юрия Левитанского. Когда читаешь его стихи, то чувствуешь, что товарищ очень хорошо и плодотворно учился у наших мастеров советской поэзии. Он владеет очень образным словом, умеет находить соответствующую форму для выражений, наконец, для жанровых сцен, для жанровых картин из жизни офицеров и бойцов, особенно в последнее время» (ГАИО, ф. 2862, оп. 1, д. 58, л. 51).

Никонов, редактор газеты «Советская молодежь»:

«Вчера здесь выступал наш поэт Юрий Левитанский. Мне хотелось бы сегодня поговорить о нем. Левитанского любит молодежь. Мы знаем песни его о красавице Ангаре и о нашем городе, которые поют в колхозах, на улицах в городе и так далее. Товарищ Левитанский способный, талантливый поэт, но интересную позицию занял он по отношению к нашей газете. Я несколько раз слышал его выступления в «Восточно-Сибирской правде», здесь. У него во всех выступлениях всегда звучит одно и то же. Оно похоже на выступление одного древнего полководца, который всегда заканчивал такими словами: «Впрочем, Карфаген должен быть разрушен». Товарищ Левитанский, о чем бы он ни говорил, заканчивает всегда редактором газеты: плохие редакторы, они не выпускают его стихов. Он говорил о том, что в редакции существует вкусовщина, но мы склонны думать иначе. Он приносит стихи и приходит со своим мнением. В редакции его стихи обсуждаются коллективно. Обсуждает не только редактор… В последних разговорах он вообще отказался писать в газету. Мне кажется, что это вредно и для вас, и для газеты, а самое главное, это вредно для читателей, которые ждут хороших, интересных стихов» (ГАИО, ф. 2862, оп. 1, д. 101, л. 50–51).

О творчестве Левитанского говорил и Г. Марков:

«Еще один момент, который мне хотелось бы отметить, это чрезвычайно болезненное реагирование на критику, которая заставляет смотреть так недоверчиво. Вот, например, Юрий Левитанский – поэт, который мне дорог. У нас вышла его первая книга. Ее я читал будучи в отпуске с чрезвычайно большим интересом. Мне понравились свежесть и большой патриотизм этой книги. И этот Юрий Левитанский болезненно воспринимает критику. Точно такие же замечания, какие делал ему сегодня товарищ Яшин, не так давно делал ему и я. Он говорит: ну вот вы уже поняли? Я отвечаю, что да, я кое-какую квалификацию имею. Тогда он говорит: не все такие умные, как вы думаете. Я считаю, что надо правильно относиться к критике, а такое болезненное отношение к критике, нежелание воспринимать ее не способствует росту поэта» (ГАИО, ф. 2862, оп. 1, д. 40).

Это совещание 1949 года стало для Левитанского настоящим прорывом, а в личном плане, возможно, и судьбоносным. Его не просто заметили писатели из столицы, а высоко оценили литературные чиновники. Еще один иркутский поэт, пусть с помощью заорганизованной конференции, получал всесоюзную известность. Это во многом облегчало судьбу рукописей, позволяло надеяться на творческие поездки, на более внимательное отношение столичных издательств. Оставалось ждать новых книг в Москве и сибирских издательствах. И они не преминули появиться.

21 октября 1949 года. «Литературная пятница». Обсуждали творчество Валентины Мариной, которую очень долго не принимали в Союз писателей. Выступая, Левитанский сказал: «Я считаю Марину лучшим очеркистом Иркутска».

24 декабря. Состоялась очередная «литературная пятница». Председательствовал Кунгуров. Присутствовали 23 человека. Рецензировали поэму Виктора Пестюрина «Черный каскад». Открывал обсуждение Ю. Левитанский.

Так прошел еще один год иркутского времени Юрия Левитанского. Было много творческих командировок. Складывается впечатление, что Марков и Молчанов таким образом прятали его от греха подальше в сибирских глубинках. По его стихотворениям знакомишься с географией поездок – Ангара, Лена, Витим, Чита. В последнюю командировку, уже на исходе 1949 года, он отправился представителем на отчетно-выборную конференцию писателей Читинской области.

 

 

 

 

Другие материалы