«Солдатская дорога» Юрия Левитанского

Собеседник - Леонид Гомберг

Документальная повесть. Очерки и эссе

Летом 1941 года Юрий Левитанский ушел добровольцем на фронт, едва успев сдать последний экзамен за второй курс ИФЛИ, московского Института философии, литературы и истории.

Что это значило в то время — «на фронт»?

Осенью немцы приблизились вплотную к Москве. Часть, где служил Левитанский, была расквартирована в Литературном институте на Тверском бульваре, в фойе соседнего кинотеатра и в школе на Большой Бронной. В начале девяностых, уже работая в Литинституте, Юрий Давидович показывал друзьям, где в здании находились оружейная и ленинская комнаты, где столовая, а где размещалась его солдатская койка. Они должны были держать оборону Москвы… уже в Москве, защищая участок от Белорусского вокзала до Пушкинской площади. Вместе с другом Сариком, поэтом Семеном Гудзенко, и другими бойцами, ребята патрулировали улицы, готовясь не пропустить врага через Садовое кольцо.

Левитанский был призван в знаменитый ОМСБОН — Отдельный мотострелковый батальон особого назначения, — по словам критика В. Кардина, соученика-ифлийца и однополчанина Левитанского,— «сверхсекретной бригады, готовившей в подмосковных дачных поселках диверсантов широкого профиля». Всем известен подвиг другого их однополчанина Лазаря Паперника, часового мастера из Славуты, известного «хохмача», всеобщего любимца, взорвавшего себя вместе с немцами в ходе боя во время рейда в тылу врага у деревни Хлуднево Калужской области. Именем Героя Советского Союза зам. политрука спецотряда лыжников Паперника названа одна из улиц Москвы.

С началом зимних холодов бойцов поселили в насквозь промерзшем помещении бывшей пограншколы у Белорусского вокзала, — вспоминал В. Кардин, — «с ледяными батареями, с обедом из жидкой баланды». Ночью, слыша сигналы воздушной тревоги, они, как могли, старались закутаться в свои не слишком теплые солдатские шинельки. Голод казался нестерпимым… И тут Левитанский заводил рассказ о том, что «французскую булочку лучше всего разрезать, пока она еще теплая и впитывает масло».

Новый 1942 год молодой поэт встретил уже под Волоколамском. Теперь вместе с Гудзенко они составляли первый и второй номера пулеметного расчета.

«…А зима была очень холодная, — рассказывал он много лет спустя, — и лежали мы в этом снегу в своих шинелях и сапожках очень удобными мишенями для немецких самолетов — даже и маскхалатов у нас тогда еще не было. Мы были еще совсем детьми, и чувство страха и чувство голода подолгу не отпускали нас в студеные дни и ночи, а спать приходилось частенько на снегу».

«Я лежал на этом снегу
и не знал,
что я замерзаю,
и лыжи идущих мимо
поскрипывали
почти что у моего лица.
Близко горела деревня,
небо было от этого красным,
и снег подо мною
был красным,
как поле маков…»

(«Воспоминание о красном снеге», 1970)

Левитанский говорил, что биография его в точности отражена в стихах, все написанное им случалось на самом деле, даже «Сны» из книги «Кинематограф» действительно ему снились. А стихи-воспоминания, — уверял он, — «подлинны абсолютно, до мельчайших деталей…»

Немеркнущим воспоминанием на долгие годы стала послевоенная Европа. «Я просто влюбился в нее — навсегда», — рассказывал он много лет спустя. Неслучайно уже в послевоенные годы Левитанский с увлечением переводил поэтов Венгрии, Чехословакии, Югославии. Первым европейским городом, который он увидел, был Бухарест. В августе 1944 года боев там уже не было, работали магазины, кафе, рестораны, — вокруг бурлила совсем не знакомая европейская жизнь. Лейтенант Левитанский получил заслуженный двухнедельный отпуск, и вместе с другом, также советским офицером, весело проводил время «заграницей». Между прочим, в Бухаресте они познакомились с Петром Лещенко, который даже бывал у них в гостинице и пел под гитару знаменитый «Чубчик».

Но самое яркое воспоминание, конечно, было связано с Днем Победы. Часть стояла неподалеку от Праги в городе Влашим, и бои на этом участке фронта продолжались до 8 мая. Немцы подписали капитуляцию только под утро, и вокруг поднялась «сумасшедшая стрельба» — так солдаты и офицеры салютовали Победе. Чехи в каждом городе, в каждом поселке встречали советских солдат с цветами, а немцы бесконечными колоннами шли в плен без охраны («немецкий порядок»!), согласно указателям по обеим сторонам дороги.

Не забываемо буйство цветущей сирени, пражской сирени 1945 года!

Потом, правда, была еще одна война — «маленькая», как говорил Левитанский — в далекой Маньчжурии, куда он был переброшен в составе 53-й армии генерал-лейтенанта И.М. Манагарова

Демобилизовался лейтенант Левитанский только в 1947 году, поселился в Иркутске, начал обживаться. И уже в 1948-м в ОГИЗ (Иркутское областное издательство) вышла его первая книга «Солдатская дорога», наименее известная из всех его сочинений, поскольку стихи той поры, по-видимому, считая их незрелыми и недостойными внимания читателя, за редким исключением, поэт не включал в свои поэтические книги.

Вообще о войне он писал немного, скупо, как бы нехотя. Его знаменитое стихотворение «Ну что с того, что я там был», ставшее песней в исполнении Виктора Берковского и Дмитрия Богданова, весьма точно отражает его настроение в последующие годы.

«Левитанский не тщился что-либо вспоминать, принимая забвение как должное и понимая его мнимость. “Я все забыл”, — произнесет он, чтобы подтвердить это и опровергнуть, уподобляя себя то “мушке в янтаре”, то Вечному огню, то пламени гильзы в блиндаже… “Все забыл”, “все избыл”, “все почти забыл”, “все хочу забыть”… Будто его память автономна и не зависит от него самого», — писал В. Кардин.

«Это стихотворение Юра написал от имени всего поколения, — размышлял Евгений Евтушенко. — Я бы даже сказал, что он за них всех написал. Каждый из них мог бы поставить под ним свою подпись — и Межиров, и Сарик Гудзенко… и Луконин, и Слуцкий… все лучшие… Он все помнит, ничего не забыл. Если поэт написал, что “я топот загнанных коней, я хриплый окрик на бегу”, значит, он все помнит, все это в нем живет, и каждый день повторяется. Он хотел бы забыть да не может — все время помнит».

Юрий Левитанский не любил составлять сборники, объединяя стихотворения по какому бы то ни было формальному признаку, даже тематическому или хронологическому. Он создавал «книги стихов», единые по мысли, поэтическому стилю, а порой и по фабуле. Его «Кинематограф», «День такой-то» и другие сочинения 70-80-х годов будут знаменитыми. Однако первым таким опытом стала «Солдатская дорога», книга-дневник, где еще совсем молодой поэт фиксировал свои переживания и размышления по мере продвижения долгим, невероятно опасным маршрутом, начиная от первых военных впечатлений зимой 1942 года на Калининском фронте — через Северо-Западный (1942-1943) и 2 Украинский (1943-1944) фронта, и дальше — Румыния (1944), Венгрия (1944), Германия (1945), Чехословакия (1945) и наконец Маньчжурия (1945).

Рядовой, а потом и лейтенант Левитанский тщательно фиксирует все свои впечатления, хотя можно предположить, что на фронте он создавал только абрис стиха, а работа над стилем, поэтическая анимация, произойдет позже, уже на гражданке.

Но вот сожженная фашистами русская деревня Вайно, которой «больше нет», которую «черною порошей замело»…

А вот как бы вдруг нахлынувшее воспоминание о любимой Москве, городе, который продолжает оставаться в памяти таким, каким был в тот роковой июньский день, умытый «полночным ливнем, звонким и тугим»…

В книге не так уж много героических страниц, таких, например, как переживания, связанные с форсированием Днепра и другими боевыми эпизодами солдатского пути. Чаще самые обычные вещи, даже бытовые.

1943 год: солдаты получают обмундирование нового образца…

 «В маленькой землянке тишина.
Раздает погоны старшина.
Каждому сержанту и бойцу
Эта форма новая к лицу».


Мирная идиллия… если, конечно, забыть о том, что многие из тех, кому сегодня «форма к лицу» не доживут до Победы.

Есть здесь и так называемая любовная лирика: письмо «Далекой подруге» с непременным обещанием обязательно вернуться и другое «Письмо любимой товарища» с сильным лирическим финалом… Но главное, что есть в «Солдатской дороге» — жизнь, как бы это не показалось банальным, жизнь во всех ее проявлениях.

«Война ведь слилась с молодостью, романами, влюбленностями, надеждами, — рассказывал Левитанский. — И потом вообще человек так устроен, что вспоминает чаще не плохое, а хорошее. Вот ведь и я не вспоминаю, как мерз на снегу, а вспоминаю про то, как спирт пили, и какая была блондинка-медсестра».

Книга начинается как бы с конца — стихотворениями 1947 года, написанными уже после демобилизации в Иркутске. Они, как представляется, очень точно передают атмосферу послевоенной жизни в небольшом провинциальном городке. Солдатская дорога осталась позади, — пришло время подводить итоги. Такая структура дает книге объем и перспективу. И хотя до стихов зрелого Левитанского пока еще далеко, но уже заметно формирование его неподражаемого стиля: ритма, рифмы, простора поэтической мысли.

Сегодня, за исключением некоторых прекрасных стихотворений, преимущественно, 1947 года, «Солдатская дорога» имеет скорее историческое значение как стартовая площадка, с которой начинал творческий взлет Юрий Левитанский, выдающийся российский поэт прошлого века. В то же время без нее, этой скромной книжечки, не удастся в полной мере оценить тот путь, который проделал не только он сам, но и другие поэты его поколения, все его фронтовые соратники в годы Второй Мировой войны.

Леонид Гомберг

  • Гомберг

    Леонид Гомберг

    • Левитанский в Израиле. Сны над пропастью

      Я никогда не вел дневников. Вместо дневниковых записей я собираю вырезки из газет, журналов, буклетов — всякую всячину: статьи, заметки, рецензии, интервью, которые написал сам или другие о событиях, хоть как-то затрагивающих меня или моих друзей. Таких материалов у меня скопилось множество. Есть и папка под условным названием «Левитанский в Израиле», до недавней поры нетронутая, лежавшая все эти годы под спудом разной архивной неразберихи. Кажется, пришло время перелистать эти, уже слегка пожелтевшие листы…

    • Скандал исчерпан — урок не забыт

      Осенью  1995 года случилось, казалось, невероятное: изумленные телезрители услышали имя Левитанского в программе «Скандалы недели», некогда весьма популярной на ТВ-6. Как же такая напасть постигла поэта, столь далекого не только от всякой скандальной, но и вообще публичной жизни?

    • Разминувшиеся во времени

      Слушаешь, бывало, Левитанского, и всякий раз перед глазами рождается навсегда утерянная фантасмагория тех лет с солнечным прибалтийским пляжем, роскошным предосенним парком, уютным кафе с опрятными столиками, обремененными экзотическим шотландским виски, которое вдруг, ни с того ни с сего, завезли в местные магазины; с лихой компанией писателей-юмористов — Измайловым, Славкиным, кем-то еще, и почему-то Михаилом Михайловичем Козаковым, на самом деле, возникшем много позже и к событиям того лета не имевшем никакого отношения.

Другие материалы