В Кишиневе,
зимой,
а точней говоря — в декабре,
я внезапно услышал,
как птицы поют
на заре.
Где-то снег порошил,
и морозы в ту пору крепчали,
а у нас под окошком
по-летнему
птицы кричали.
Приходили ко мне,
по карнизу смешно семеня,
и стучали в окно,
и пораньше будили меня.
Ах, как птицы галдели!
Нисколько они не смущались.
И мои представленья
о времени года
смещались.
Все не верилось мне,
что в разгаре зимы,
в декабре,
могут птицы,
совсем как в июне,
кричать на заре.
— Что вы, птицы? — я спрашивал. —
Что вы затеяли, птицы?
Разве нету у лета границы,
где стынут криницы,
где грачи не кричат,
где мороз продирает галчат?
Разве нету у лета границы,
где птицы молчат? —
Со своей высоты,
проявляя ко мне снисхожденье,
отвечали мне птицы:
— Понятно твое заблужденье!
Лишь одно неприятно —
что ты недоверчивым стал:
даже нам,
даже птицам,
ты верить уже перестал!
Ну, а есть ли у лета граница?
Едва ли, едва ли.
Просто лето
зимою хранится
в глубоком подвале.
Где-то в темном подвале
хранится оно,
как вино.
Если хочешь — услышишь,
как бродит и дышит оно!.. —
Так сказали мне птицы.
Но, в зимнюю веря погоду,
за стеной уже елку готовили
к Новому году
и охапками целыми
вату носили домой,
клали вату на ветки,
довольны своею зимой.
Я не ватному снегу —
я птицам веселым поверил.
И сейчас же откуда-то
ветер июньский повеял,
и трава поднялась,
и тутовник зацвел во дворе...
Вот что было со мной
в Кишиневе
зимой
в декабре.
Другие произведения
-
Птицы в Кишиневе
В Кишиневе, зимой